Официальный сайт администрации ГО "Город Калининград"

История города

Кулаков В.И.

НАЧАЛО «ВОСТОЧНОГО ПУТИ»

При решении европейскими археологами проблем, связанных с изучением движения викингов и с динамикой деятельности Восточного пути, население юго-восточной Балтии в расчёт фактически не принималось. Данные археологии этого региона позволяют представить в новом свете процессы, происходившие у истоков Восточного пути на заре средневековья, а также выявить сущность движения викингов в его восточном, балтийском варианте.

Археологический материал показывает ведущую роль жителей Янтарного берега (ныне - Калининградская область России) в обменных процессах между Скандинавией и Северным Кавказом в эпоху ранней бронзы (1). С этого момента на протяжении многих веков контакты севера Европы с её другими частями базировались в основном на балтийском янтаре как на товаре и, возможно, как эквиваленте нормы стоимости (квазиденьги). Полученное в обмен на янтарь бронзовое сырьё использовалось самбийскими мастерами на изготовление разнообразных изделий. Находки этих изделий, в первую очередь боевого и ритуального (?) оружия (топоры типов Norkycken и Randbeil) (2) и украшений (булавки со спиральным навершием) (3), маркируют пути обмена, связывавшие Янтарный берег с восточной частью Балтии. Эти пути охватывали Куршский залив, нижнее течение Немана, реки Дубиссу и Швянтойю. Из верховьев последних двух рек уже в конце 2 тысячелетия до нашей эры изделия самбийских мастеров поступали в бассейны рек Лиелупы и Даугавы. Позднее, на ранней фазе эпохи римского влияния, индикаторами обмена в Балтии по-прежнему служит продукция брон-золитейных мастерских западных балтов. Среди них ведущую роль играют гривны с конусовидными навер-шиями, браслеты с рифлёными концами(4), украшения с выемчатой эмалью(5). Центрами изготовления данных типов украшений являются соответственно Самбия, ареал скальвов в нижнем течении Немана и западная часть Мазурского Поозерья(6). Таким образом, начинавшийся в западно-балтийских землях путь на северо-восток, в эпоху бронзы завершавшийся в нижнем течении реки Даугавы, продолжился в 1-4 веках нашей эры по рекам Гауйя и Эйамыги вплоть до Чудского озера и северного побережья Эстонии. Так в начале нашей эры сложился рынок обмена между балтскими и финно-угорскими племенами востока Балтики. Пути обмена пролегали не по морю, а по рекам, что, несомненно, обеспечивало безопасность и стабильность прохождения торговых караванов. Так как эта ведущая «из пруссов в чуды» трасса имела на протяжении всего периода римского влияния постоянные отправной и конечный пункты, то её по этим землям условно можно именовать «Путь Самбия-Вирумаа». Ввиду того, что основными продуктами обмена были изделия самбийских и мазурских мастеров, можно предположить, что в обмен на них население Янтарного берега получало тот янтарь, который находился в распоряжении остальных племён Балтии. Из Самбии и Мазурского озёрного края, обладавших крупнейшими в мире месторождениями янтаря, этот «солнечный камень», добытый здесь и поступивший из более мелких мест его залегания в юго-восточной Балтии, начинал своё путешествие по Янтарном пути, завершавшемуся на севере Италии.

Перспектива переориентации трасс Янтарного пути и контроля над ним в достаточной степени занимала, как жителей Ютланда, группы которых переселились на Самбию около 180 года(7), так и представителей племён готов и гепидов, около 250 года нашей эры, предпринявших из земель в низовьях реки Вислы миграцию в Северное Причерноморье. Благодаря освоению ими нового пути, ведшего на юго-восток он Янтарного берега, янтарные изделия с середины 2 века нашей эры стали поступать на южные окраины Восточной Европы(8). Так впервые в восточной части континента этническая миграция, вызванная демографическими, хозяйственными и социальными факторами, сформировала важную часть трансрегиональной сети межплеменных обменов. Это переселение создало древнейший аналог пути "из варяг в греки». Он вёл в позднеантичную эпоху с сакральных для всех германцев островов запада Балтики через Янтарный берег, население которого включало и отдельные группы готов, по рекам Висле, Западному Бугу и Днепру(9) к торговым городам Крыма и Боспора. Попыткой представить себе все возможные трассы торговых и военных экспедиций, возможные рынки сбыта северных товаров отразилась в своеобразном готском «итинерарии». Он относится к эпохе создания «Державы Германариха» (около 375 года) и сохранился в тексте готского историка Йордана(10).

Одним из важнейших результатов миграционной активности южных скандинавов на исходе античной эпохи стала этно-культурная диффузия в некоторых регионах Балтики. Восточногерманское присутствие для 3-5 веков нашей эры прослеживается в земле эстиев по археологическим данным(11 ) . Этому способствовало их близкое соседство с гепидами, занимавшими во 2-3 веках Эльблонгскую возвышенность («Остров Гепе-дойос» Йордана) (12). Позднее, в 5-6 веках, жители острова Борнхольм, являвшегося своеобразными «западными воротами» (13) янтарной торговли, активно перенимают прусские обычаи(14), что показывает балтское этническое присутствие на этом острове. Брачные контакты были характерны в эпоху переселения народов для «малых королевств» севера Европы. «Северо-восточные ворота» янтарной торговли - остров Готланд также с 5 века испытывает мощное влияние прусской культуры. Обилие характерных для неё женских украшений и деталей воинского снаряжения, встреченные в островных захоронениях вендельской поры(15), показывают многонациональный состав местного общества.

Непосредственной прелюдией к началу этнической диффузии в Балтийском регионе между группами различного культурно-этнического происхождения стали заключительные аккорды гуннских войн. Они заметно резонировали на берегах Балтики, куда мощной волной хлынули отряды былых соратников Аттилы, потерпев в 451-455 годах поражение в битве на реке Недао. Уроженцы западно-скандинавских островов, ветераны гуннских войн, на своём обратном пути из Подунавья осели в устье Вислы, составив там общность упомянутых Йорданом видивариев (древнегерм. «Люди Видьи», то есть - ставшего героем прусских легенд князя Видевута). Так был продолжен процесс проживания групп скандинавов в западнобалтском мире, начатый ещё в вельбарское время. Позднее волны этнической диффузии, центром которой была западная граница ареала пруссов, стали расширяться.

Результаты исследования балтийских регионов привели многих скандинавских специалистов к выводу о постоянном присутствии в 5-8 веках групп балтского населения на островах центральной части акватории Балтийского моря(16). В немалой мере причиной этому послужили катастрофические сдвиги, происшедшие в ранее размеренном процессе жизни племён Севера после крушения державы Атиллы. Кроме того, тесные военные и торговые контакты привели к брачным связям между жителями Янтарного берега и скандинавских островов. Это не ослабило процесс обмена между племенами-автохтонами востока Балтии. Напротив, обменные контакты на «Пути Самбия-Вирумаа» приобрели черты чёткой организованности. Они прослеживаются на этой обширной территории для конца 5-6 веков по находкам нескольких категорий однотипных изделий, являющихся знаковыми обозначениями принадлежности их обладателей к весьма престижному и новому в Балтии социуму - дружинной организации. Одни из этих роскошных артефактов в рамках интернациональной «дружинной моды» изготавливались на Янтарном берегу (фибулы с кольцевой гарнитурой или со звёздчатой ножкой) (17) и в ареале куршей (арбалетовидные «звериноголовые» фибулы) (18), другие были наиболее популярны в бассейне реки Лиелупы (серебряные гривны с заходящими концами) (19).

Если в эпоху римского влияния находки изделий западнобалтских мастеров и их дериватов по пути «пруссов в чудь» естественным образом маркировали процесс межплеменных обменов, шедших по этой речной трассе (на юго-западной оконечности этого пути такую роль играют позднеримские содилы) (20), то упомянутые выше находки эпохи переселения народов имеют иное значение. Их скопления чётко обозначают через равные расстояния отдельные участки речного пути. Складывается впечатление, что через каждые 50-60 километров «Пути Самбия-Вирумаа» с конца 5 по начало 8 века торговцев ждала одна из групп людей, объединённых едиными принципами жизнедеятельности. Можно предположить, что эти группы разноэтнического населения Балтии относились к дружинной организации, контролировавшей на протяжении более двух веков балтийский речной путь, обеспечивая его бесперебойную деятельность (локальные торжища и места ночлега, снабжение купцов провиантом и починка ладей), а также безопасность купеческих караванов. С последних, разумеется, взималась дань, позволявшая членам дружинных групп существовать относительно безбедно. Связь соотносимого с этими группами инвентаря с традициями западнобалтской дружины позволяет предполагать и соответствующую ориентацию воинов, оберегавших в середине 1 тысячелетия «Путь Самбия-Вирумаа». Особо ярко данный аспект виден на примере распространения серебряных гривен с заходящими концами. Их бесспорным прототипом является скандинавский тип шейных украшений около 475-600 годов(21).

К кругу этих древностей относятся древнейшие находки таких гривен в Балтии, на юго-западной границе прусского ареала (Miotezcno, бывш. Hammersdorf, бывш. Heinrikau) (22). В Скандинавии этого времени золотые гривны относятся к кругу жертвенных предметов(23). Не исключено, что эту же функцию выполняли и упомянутые выше драгоценные находки с «Острова Гепедойос», помещённые в землю ветеранами битвы при Недао (?) в конце 5 - начале 6 веков. Генетически с этими находками связаны серебряные гривны с заходящими концами, отмеченные в различных пунктах юго-восточной Балтии. Их социальная значимость сопоставима с лишёнными орнамента золотыми и серебряными браслетами 3-5 веков западных германцев, являвшимися у них символом власти(24). Аналогичную функцию выполняли у пруссов в погребениях вождей гладкие и торди-рованные гривны и браслеты из драгоценных металлов(25), генетически связанные с аналогичными по виду и социальному смыслу артефактами гуннского круга древностей(26) и кочевников 6-7 веков(27). Учитывая такую трактовку драгоценных шейных украшений, можно объяснить находки серебряных гривен на торговых путях юго-восточной Балтии следующим образом. Как на «Пути Самбия-Вирумаа», так и на побережье от устья Немана до устья Наровы эти находки маркируют местопребывание вождей местных дружин, призванных контролировать пути межплеменного товарного обмена. Гипотетически началом упомянутого морского пути конца 5 - начала 6 веков можно считать «Остров Гепедойос», где были найдены прототипы этих знаков инвеституры, изготовленные, правда, не из серебра, а из золота. Их серебряные реплики (знак инвеституры власти над дружиной?) принадлежали вождям нескольких воинских отрядов, организованно распределившихся по всему побережью юго-восточной Балтии через промежутки в 30-34 морских миль (дневной переход парусной ладьи) для обеспечения стоянок торговых судов или противодействия морским разбойникам. Правда, данные военные посты на морском побережье просуществовали недолго: сопутствующие торговле находки в округе этих пунктов отсутствуют.

Деятельность «Пути Самбия-Вирумаа» расширяло для европейцев границы известного им мира. Видимо, в связи с этим следует связать феномен перемещения этнонима «aestii» между 6 и 10 веками из междуречья Вислы и Немана в регион современной Эстонии. Этим этнонимом позднеантичные и раннесредневековые писатели обозначали население границ известного им мира, распространившихся во второй половине 1 тысячелетия нашей эры вплоть до южного побережья Финского залива. Так его финно-угорское население на страницах раннесредневековых хроник обрело имя, ранее прилагавшееся к жителям Янтарного берега.

Деятельность балтских торговцев на заре средневековья не ограничивалась пределами Балтии. Из северовосточной точки «Пути Самбия-Вирумаа» они могли через Неву и Ладожское озеро проникать в верхнее течение Волги. Только благодаря такой торговой предприимчивости балтов в древностях Верхнего и Среднего Поволжья 7-8 веков могли появиться янтарные изделия и гривны, прототипы которых имеют балтское происхождение(28). Эти факты прямо указывают на создание первичного варианта Восточного пути задолго до эпохи викингов и явно без участия скандинавов. Уже в середине 1 тысячелетия нашей эры Волжский путь использовался на всём своём протяжении, на что косвенно указывает появление в 5 веке янтаря в Китае(29). Этот путь имел и достаточно протяжённый западный участок. Контакты, связывавшие Янтарный берег с Поморьем (Pommern) ещё в эпоху бронзы, на пороге средневековья также не прерывались(30). Позднейшим свидетельством этих контактов являются находки свитых из бронзовых дротов спиральных гривен, распространившихся в 13 - начале 14 веков из земель в устье Немана на широких пространствах Балтии между Самбией и островом Сааремаа(31).

Находки пальчатых фибул среднедунайского происхождения, распространившихся в 6-7 веках из Мазурского Поозерья по направлению к устью реки Даугавы, дали возможность В.В. Седову заявить о присутствии славянского этнического элемента на путях межплеменного обмена, прочно связывавших к тому времени население востока Балтии(32). Эта весьма смелая гипотеза нуждается в серьёзной аргументации. К настоящему времени есть смысл предполагать не славянское присутствие на пограничье летто-литовских племён в эпоху переселения народов, а распространение в бассейнах нижнего Немана, Швянтойи и Лиелупе групп западно-балтского населения. Этот процесс, начавшийся в 4-5 веках, подтверждается данными антропологии(33). Выявленный Р.Я. Денисовой на указанной территории массивный узколицый антропологический тип проникает в пограничье жемайтов и аукштайтов, селов и земгалов из ареала западных балтов. По мнению исследователя, этот тип близок готской антропологии(34). Данные выводы дают возможность предположить о начавшейся в эпоху переселения народов этнической диффузии, шедшей в восточной Балтии по путям, на протяжении многих столетий связывавших родственные племена восточных и западных балтов. Последние были постоянными инициаторами этих контактов, которые с 3-5 веков стимулировались присутствием на Янтарном берегу германского («готского») этно-культурного элемента. Возникшая на Самбии и на берегу Вислинского залива во второй половине 5 века полиэтничная дружина распространяла своё влияние в северо-восточном направлении в направлении устья реки Даугавы. Одним из следствий контроля прусской дружины над речными путями обмена в междуречье Немана и Даугавы являются находимые здесь предметы вооружения (ножи-кинжалы) (35) и украшения, связываемые с «дружинной модой». В числе последних следует отметить и редкие находки пальчатых фибул (не только «антских», но и с тремя «лучами») к северу от Немана, ошибочно призванные В.В. Седовым свидетельством присутствия здесь славян.

Как уже упоминалось ранее, существуют основания предполагать проникновение балтских купцов на позднем этапе эпохи переселения народов в бассейны Невы и Волхова. Следами их пребывания на этих берегах являются раскопанные в 1940 году девять погребений в Старой Ладоге. Ранее их приписывали местному племени кривичей(36). Однако по деталям погребального обряда (остатки проведённого на стороне трупосо-жжения, рассеянные в могиле среди обожжённой земли) и по инвентарю (керамика и украшения) (37) эти комплексы находят достаточно убедительные аналогии в прусских древностях конца 7 века. Позднее, в 10-11 веках на восточном побережье Чудского озера, у северо-восточной оконечности древнего «Пути Самбия-Вирумаа» (у современной деревни Залахтовье) существует небольшой финно-угорский в своей основе коллектив, несомненно участвовавший в контроле над речным путём межплеменного обмена. Культурная и, видимо, этническая связь этого коллектива реализуется в обряде соответствующего могильника (рассеивание обломков керамики в могиле, использование берестяных шкатулок, втыкание в грунт и порча оружия и острых предметов, номенклатура погребального инвентаря) (38) с западнобалтским ареалом очевидна.

Подводя итог очерку межплеменных обменных операций, протекавших в юго-восточной Балтии с 1 по начало 8 веков, можно с уверенностью констатировать формирование на финальном этапе эпохи переселения народов исходного варианта Восточного пути - «Пути Самбия-Вирумаа». Основным продуктом обменных операций по этим трассам являлся янтарь, добывавшийся в ареале пруссов и аккумулировавшийся ими в остальной части Балтии. Уже с начала нашей эры начинают складываться благоприятные предпосылки для этнической диффузии в этом регионе, наиболее полно реализовавшейся в 6-7 веках на южноскандинавских островах. Северные германцы получили возможность участвовать в обменных операциях, как в пределах Балтии, так и на исходном варианте Восточного пути ещё в довикингский период. Это засвидетельствовано на побережье современной Латвии данными гидронимии (северогерманский вариант названия рек Лиелупе и Гауи - «Аа») и материалами археологии и этнографии(39). Балтийский вариант движения викингов, характеризуемый высокой степенью толерантности скандинавов к жителям Балтии (следствие социальной и матримониальной близости), стал логичным продолжением деловых отношений между представителями различных племён берегов Балтии. «Восточный путь» - Avstrvegr возник благодаря торговой инициативе балтов, позднее использованной и развитой скандинавами.