Размер:
AAA
Цвет: CCC
Изображения Вкл.Выкл.
Обычная версия сайта

Они штурмовали Кенигсберг…


 Воспоминания участника штурма Кенигсберга в апреле 1945 года 

Валентина Николаевича 
Гаврилова

- Я родился в Ульяновске 25 марта 1923 года. Там же окончил школу, и решили мы с ребятами поехать в Сталинград. Приходим покупать билеты, а нам говорят: началась война. Это было 22 июня 1941 года.

Пошли в военкомат, нас не приняли - ждите повестки. Месяц проходит – повестки нет, и я пошел учиться в танковое училище. До сентября был в учебных лагерях. Потом вернулся в Ульяновск и учился в училище целый год. Обучали нас на танках КВ-1 («Клим Ворошилов»), поэтому, когда приехал старший лейтенант из танкового корпуса отбирать кадры, меня не взяли: нужны были те, кто учился на Т-34. Но потом упросил, пообещал быстро переучиться, и меня взяли.

В августе 42-го поехал я по Волге в Горький – в бронетанковый центр. Дали мне новехонький танк, и после завершения формирования соединения нас направили под Тулу, а оттуда – под Сталинград.

Но непосредственно под Сталинград мы попали не сразу. 19 ноября мы еще были на реке Дон. Началась артподготовка, и в этот день я впервые участвовал в бою. Мы поднялись на гору и встретились с немецкими танками Т-3. Одного я подпустил метров до пятисот и выстрелил. Танк загорелся. Всего я уничтожил в том бою три немецких танка.

Так постепенно мы вышли к реке Лиска в 50 километрах западнее Сталинграда. Целую неделю били немцев, до тех пор пока не подошла другая наша армия. Ей мы передали позицию, а нас повернули на запад. Поэтому сам Сталинград мы не видели, хотя к тому времени его уже окружили.

С лета 43-го я участвовал в Орловско-Курской битве, освобождал Белоруссию, Латвию, Литву, и потихонечку-потихонечку мы пришли сюда – в Восточную Пруссию.

13 января артподготовкой началась Восточно-Прусская операция, наша армия пошла в атаку. Мы должны были наступать на Инстербург, но нас повернули на север, и мы прошли с боями нынешние Жилино, Большаково и вышли к Тапиау (Гвардейску). Целый месяц мы ждали наступления на полигоне под Фридландом, а наши части продолжали воевать в окрестностях Кенигсберга. Сам город пока взят не был.

В это время 50-я армия закончила бои в районе Бальги, и ее направили на север – в район нынешних Холмогоровки, Гурьевска и Прибрежного (того, который не на заливе, а здесь, на Преголе). Я был в 159-й танковой бригаде 354-го тяжелого самоходного артполка. Нам и еще одному самоходному артполку было приказано сформировать группу, которая будет штурмовать Кенигсберг. Механиков-водителей отправили в Тапиау (Гвардейск), куда прибыл эшелон с танками, а мы (я тогда был уже начальником штаба 350-го танкового батальона, в котором начинал командиром танка) собрались в Повундене (Храброво). Через сутки своим ходом туда же пришли танки Т-34. На прием танков прибыли генерал армии Баграмян, маршал Рокоссовский, генерал Озеров и командующий 1-й танковой армии генерал Бутков. Помимо танковых подразделений в Повундене (Храброво) собрались еще наш авиаполк и французский - «Нормандия-Неман».

4 апреля нам было приказано выйти на исходные позиции. Был хороший день. 350-й танковый батальон стоял на 4 км севернее Байдриттена (сейчас пос. Первомайский), а 351-й – в районе Танненвальде (Чкаловск). Но тут погода вдруг испортилась, пошел снег с дождем. Столько снега навалило – и это в апреле! 5-го тоже из-за снега ничего не видно было. И нам перенесли наступление на 6-е.

6-го числа была хорошая погода, солнышко, и в 12 часов началась артподготовка, которая продолжалась 1,5 часа. Потом мы пошли в атаку. 2-я рота 350-го батальона к переднему краю прошла хорошо, а 1-я застряла: танк идет по перепаханному полю – и все, завяз. Под гусеницу – бревно, а он опять садится. И так эта рота буксовала целый день.

Другая рота вышла по бетонной дороге в районе пос. Замиттен (сейчас его нет), к форту № 4. Форт вел тяжелые бои, стреляли так, что головы поднять было невозможно. Я прибежал с докладом к командиру, запыхался, сел на пенек отдышаться, а когда встал и отошел, туда ударил снаряд!

Так как форт вел интенсивный огонь, генерал Озеров приказал его не штурмовать, а обойти справа и слева и двигаться дальше. Дали задание саперам, чтобы «задымить» форт шашками. Ужас сколько было дыма! И мы тоже сквозь этот дым пробирались.

Вышли мы к самому Байдриттену (сейчас пос. Первомайский). В немецком военном городке, который там был, никого не оказалось. Фашисты по нему не стреляли, и мы перевели туда тылы. Наши танки оттуда вели огонь в направлении нынешней ул. Зеленой, потому что по ней наступали немецкие самоходки – штук восемь. А из Макс-Ашманн парка по нам вела огонь их артиллерия. Поэтому мы дальше не пошли, пока наша авиация не закончила по ним работу. После бомбежки в воздух высоко поднялась красная кирпичная пыль от взрывов, и огонь немцев стал потихонечку затихать.

Чтобы было понятно, где мы наступали, буду называть современные названия. Мы должны были наступать вдоль улицы Горького и Советского проспекта до Центрального рынка, а потом с улицы Черняховского повернуть налево в направлении ЦБК-1. Дошли мы по Горького до железнодорожного переезда, а мост взорван. В это время из Чкаловска наступал 351-й танковый батальон. Он вышел к улице Нарвской и стал отбиваться от немцев. Мы разворачиваемся и пошли в район улицы Островского. Приходим, а там тоже мост взорван. Рядом госпиталь, а мы к нему подойти не можем: стреляет вражеская батарея, в том числе и по наступающей роте из Макс-Ашманн парка. Но мы с ней быстро разобрались!

После этого наш батальон пошел по ул. Колхозной, через Окружную – на А. Невского, потом на Краснокаменную и Орудийную, а 351-й – по А. Невского в направлении пл. Василевского.

Мы вышли сюда, на стык дорог Орудийной и Гагарина. Я получил приказ взять танковый взвод и с ним пройти до аэродрома «Девау», потому что были сведения о том, что немецкие генералы и офицеры хотят удрать и ждут прилета самолета. Взял три танка и поехал. Я был на втором танке, а по первому вдруг начала вести огонь немецкая малокалиберная пушка «Эрликон». Ну что она может сделать танку? Ничего! Танк на нее наехал и раздавил вместе с ней весь расчет, а потом остановился: кругом воронка на воронке. Тут не то что самолету, вертолету сесть негде! Я хотел разворачиваться назад, смотрю – еще один «Эрликон». Расчет разбегается в разные стороны, а один солдат остался и на ломаном русском языке говорит: «Я коммунист, меня стрелять не надо! Вы хорошо воевали, но дать я вам ничего не могу, кроме вот этого знака». И дает мне какой-то значок фашистский. Он у меня до сих пор остался, и я его показываю на встречах со школьниками.

Пошел этот солдат вместе с нами к стадиону рядом с «Девау». Едем, а на дороге стоит бронетранспортер разведчиков из 50-й армии. Пока они раздумывали, как проехать, из слухового окна в доме выстрелили фаустпатроном и разнесли в клочья колесо у бронетранспортера. Разведчики бросились искать фаустника. А я смотрю, из этого окна вылезает мальчишка лет десяти. Хотел вылезти из окна и спрятаться за трубу, но не удержался, упал вниз на бетонное покрытие и умер. Вот так…

А мы вышли на ул. Чувашскую, к дому, где я сейчас живу. Показалось, что в окне что-то такое колышется. Хотел пальнуть зарядом, но потом передумал, и мы поехали дальше. Вот так я не разрушил квартиру, в которой живу уже 55 лет!

После войны я десять лет служил в военном городке пос. Первомайский, потом переехал в эту квартиру. Служил в 117-м танковом полку. В 56-м году меня перевели в Добеле под Ригой начальником разведки учебной танковой дивизии, а семья жила здесь. Шесть лет служил в Дрездене, а потом по замене перевелся сюда, в Калининград. Приехал опять в эту квартиру и живу в ней до сих пор.