Сайт использует временные файлы cookie, содержащие ip-адрес устройства, с которого Вы заходите на сайт, и параметры текущей сессии. Если Вы не согласны, то Вы должны соответствующим образом установить настройки используемого браузера.
ПринятьОни штурмовали Кенигсберг…
Воспоминания участника штурма Кенигсберга в апреле 1945 года
Ивана Григорьевича
Медведева
- Родом я из села Мещеры Ваческого района Нижегородской области. Родился 26 января 1925 года. В семье нас было пятеро сыновей. Отца в 30-х годах репрессировали. Мать сначала была домохозяйкой, а когда началась война, стала председателем колхоза.
Война меня застала 16-летним мальчишкой. Я тогда окончил девять классов. Конечно, об учебе уже речи не было. В первый же день войны начали разносить по домам повестки, а нас, подростков, собрали и стали учить разным гражданским специальностям. В школе я учился неплохо, и меня направили работать электромонтажником на военный завод, который сразу же был переориентирован на выпуск военной техники. Начал с производства гранат, а потом стал производить и другие изделия.
Только в августе 42-го года я попал в армию. Но не на фронт, а в Житомирское военно-пехотное училище, которое находилось в эвакуации в Казани. Через год мы уже выпустились, и нас разбросали по разным фронтам. Я попал на 2-й Прибалтийский, который тогда находился в Великих Луках, и стал командиром пулеметного взвода. Но недолго я там пробыл: уже где-то через месяц меня контузило, и я попал в госпиталь.
После выписки опять стал командовать пулеметным взводом, но уже в другом полку. Начались тяжелые бои, в которых приобретался очень хороший опыт. Бросали наш батальон из конца в конец. Почти все время проводили в траншеях, в сражении с немцами.
В середине 44-го года мне предложили стать командиром взвода разведки. Это произошло, как я понимаю, потому, что в одном бою я по своей инициативе взял «языка». Прополз между огневыми позициями и взял! Поэтому меня сразу назначили командиром взвода разведки вместо погибшего офицера. Это было уже на границе с Латвией.
Конечно, как разведчик, города от немцев я не освобождал. Наша задача – взять «языка». На моем счету, например, 24 «языка» за два года войны! Много это или мало? Вполне достаточно для присвоения звания Героя Советского Союза, но такой награды сыну врага народа не полагалось.
  |
В конце 44-го года я уже воевал в Литве. У меня была хорошая репутация разведчика, опыт работы в тылу противника (туда меня забросили во время проведения Минской операции). В декабре вызвали в штаб фронта и поставили задачу: идет подготовка к Восточно-Прусской операции, и в одном из районов надо взять «языка». Приказали подобрать себе еще разведчиков, а потом опять вызвали и дали дополнительно своего, который нам должен был помогать. Он пришел и называет немецкое имя. Оказалось, что он из тех немцев, которые сдались в плен под Сталинградом, из них набирали такие группы в помощь нашей разведке. Я спросил, насколько я могу быть в нем уверенным, куда он нас приведет. Ничего, говорят, вы будете командовать, и он приведет вас туда, куда скажете. По легенде вы будете рядовыми немцами, а он – сержантом и представляться мастером по ремонту артиллерийской техники. Вот так мы пошли в разведку – в направлении Тильзита (он сейчас Советском называется). Нас интересовала обстановка на дороге, которая соединяла Кенигсберг и Тильзит, и что собой представлял этот немецкий укрепрайон – для того чтобы потом штаб смог принять нужные решения перед нашим наступлением.
Ходили мы в этот рейд семь суток. Все записывали, зарисовывали. И когда проходили населенные пункты, все размышляли, останется немец на нашей стороне или нет. Мы очень волновались, а он мне говорит: «Не волнуйтесь, лейтенант, все будет в порядке». А как не волноваться, если мы идем по какому-нибудь населенному пункту, он начинает с немцами разговаривать, дает им закурить. Немецкий разговорный я немного знал, но нужен был настоящий, без акцента. Поэтому, когда с немцами встречались, пальцы так и стояли на курках автоматов. Думали, если что, будем принимать смерть прямо здесь! А наш немец спокойно и свободно с ними разговаривал - как ни в чем не бывало. Так и шли семь суток, определяя огневые рубежи и их опасность для наших наступавших частей.
Когда вышел из той разведки, меня вызвали к командующему фронтом Черняховскому, который приказал в награду отпустить меня домой в отпуск с 10 января по 10 февраля. То есть Восточно-Прусская операция началась 13-го – уже без меня.
Добрался до дома в Нижегородской области. Перед этим дал телеграмму, поэтому мама знала, что я приезжаю, и ждала меня в Муроме. Дома устроили мне хорошую встречу. Все интересовались, как и что там, на фронте, спрашивали, не видел ли я их родных. Но фронт-то большой, разве увидишь кого!
Через месяц прибыл опять на передовую, и меня направили в 171-й гвардейский стрелковый полк 11-й армии, которая тогда уже находилась на подступах к Кенигсбергу. Город был уже полностью окружен, и наша армия готовилась к штурму. Перед этим немцы пытались вырваться из этого котла через Ушаково, которое на заливе (тогда это был Бранденбург). Здесь сначала проход у них еще был, а потом и его не стало. И даже комендант Ляш призвал, чтобы спасались, кто как может. Поэтому населением были забиты дороги на Пиллау: там все надеялись перебраться на косу и уйти на Данциг, в Польшу.
Наша дивизия уже стояла у Кенигсберга и готовилась к штурму. Общая атака началась 6 апреля, а мы, разведчики, вышли на исходный рубеж в ночь с 5-го на 6-е и после небольшой артподготовки пошли в атаку. Для усиления вместе с нами шел и второй батальон 171-го полка. Наступали мы с южной стороны города, со стороны Бранденбурга. На нашем пути оказались серьезные укрепления из бетона. Там засело 27 человек. Но мы обошли это укрепление и прошли дальше еще метров 600. И тут встретили очень упорное сопротивление, потеряли много людей – наших разведчиков.
А уже 6-го числа в 9 часов утра заговорила наша мощная артиллерия. Была задействована вся наша техника. Единственное, чего не было, - это нашей авиации, потому что стоял туман, и она не могла подняться в воздух. Только в конце этого дня смогли применить самолеты.
Мы сначала взяли небольшой поселочек Кляйн-Понарт на подступах к городу, вышли на южную окраину Понарта. Не все полки смогли сразу пройти. 167-й и 169-й попали на болотистую местность и застряли, а наш 171-й проскочил. Но потом и они подтянулись. К полудню мы взяли окраину Понарта, и начались бои за сам поселок.
К вечеру смогли прорваться к насыпи у железнодорожного моста. 7-го числа перебрались и через эту насыпь, и когда мы уже увидели вокзал, начались самые ожесточенные бои. Наступали с большим трудом, наш 171-й полк вышел слева от вокзала, а 169-й – справа. И в результате получилось, что его штурмовали два батальона - наш от 171-го полка и один - от 169-го.
Когда вокзал уже взяли, где-то в конце дня туда приехал командир дивизии, начал раздавать медали, а на следующий день утром после небольшой, минут на 35, артподготовки началась атака уже от вокзала. Через Бранденбургские ворота (они и сейчас целы) мы вышли к паровозному депо, а потом - к Прегелю. И уже к вечеру война для меня закончилась: ранение! Отвезли меня в Велау (это Знаменск). Тогда там находился госпиталь Саулькина, в котором он был хирургом.
После войны я остался служить в 1-й Московско-Минской дивизии. В 50-м году меня как разведчика собирались направить в роту специального назначения, которая находилась под грифом «секретно». И вдруг потом объявляют, что не допускают к работе, потому что я сын врага народа. Конечно, был очень расстроен и обижен, поэтому, когда меня спросили, где бы я хотел служить, ответил: «Только не в разведке!». К этому времени я уже окончил университет марксизма-ленинизма, и меня опять направили в 11-ю армию, в школу сержантского состава по подготовке специалистов артиллерийских тягачей. Стал я служить уже в зенитных частях и прослужил до конца 1969 года.
Вышел в отставку в звании полковника, с должности замкомандира зенитно-ракетного полка. А так как у меня было высшее образование (я окончил тогдашний пединститут, сейчас это университет, по специальности «история»), обком КПСС направил меня на кафедру истории КПСС Калининградского технического института. Сначала был ассистентом кафедры, затем – старшим преподавателем. И преподавал я там до развала Союза, потому что кафедра оказалась не нужна, и ее закрыли.
Калининград
