Сайт использует временные файлы cookie, содержащие ip-адрес устройства, с которого Вы заходите на сайт, и параметры текущей сессии. Если Вы не согласны, то Вы должны соответствующим образом установить настройки используемого браузера.
ПринятьКРАЕВЕДЕНИЕ
А.П. Лысков доктор философских наук
«РУССКИЙ ДОМ» В КЕНИГСБЕРГЕ
Если идти по проспекту Мира от Центрального парка культуры в направлении к Дому культуры рыбаков, то на улице Чапаева (бывшая Регентенштрассе) можно увидеть дом №3, мало чем примечательный в архитектурном плане, но в чём-то ещё сохраняющий свой былой кёнигсбергский облик. Война не пощадила его от разрушения, как и большую часть строений старого города. Наспех восстановленный в послевоенные годы он сохранил только некоторые (впрочем, вполне угадываемые) черты своего прошлого.
Это был достаточно знакомый многим горожанам и «уважаемый дом» в Кенигсберге. В этом доме на протяжении более десятка лет (с 1933 по 1944) жил профессор Альбертины и руководитель православной общины Кенигсберга Николай Сергеевич Арсеньев - русский философ, богослов, культуролог, историк религии и культуры, поэт... Помимо ближайших родственников - постоянных обитателей дома, - здесь часто встречались покинувшие родину русские соотечественники, и потому дом был известен в Кенигсберге как «русский дом».
Н.С. Арсеньев - автор около 40 книг и статей по философии, богословию, истории религий, античности, средним векам, эпохе Возрождения и современности. Он оставил после себя множество работ о русской культуре, национальных особенностях русского духа, о культурной традиции и «насильственных разрывах» в ней. Многие из этих работ были либо переведены (либо написаны - Н.С. Арсеньев владел 12 языками) на немецкий, французский, английский и другие языки. Но справедливо замечено, что лингвистическое разнообразие его работ отражает не только эрудицию, культуру и талант автора, но и трудную судьбу человека 20 столетия, вынужденного покинуть свою родину и испытать участь «странника на чужбине».
* * *
Николай Сергеевич Арсеньев родился в Стокгольме в 1888 году в семье русского дипломата Сергея Васильевича Арсеньева (1854-1922), тридцать шесть лет проработавшего на дипломатическом поприще. Но детство и юность будущего мыслителя прошли в России. Годы учёбы в гимназии и университете Н.Арсеньев провёл в Москве, на Садовой, в доме своего деда - действительного тайного советника Василия Сергеевича Арсеньева (1829-1915).
Семья Арсеньевых принадлежала к древнему русскому роду, который вёл своё начало ещё с первых столетий Московского государства.
Из генеалогических записей можно узнать, что в 1389 году знатный татарин из Золотой Орды по имени Аслан-Мурза-Челибей выехал из Золотой Орды с 300 татар ко двору великого князя Дмитрия Донского и пожелал принять святое крещение. Крещёный татарин Аслан-Мурза женился на Марье, дочери стольника Зотика Житова. Один из его пяти сыновей - Арсений - стал родоначальником дворян Арсеньевых. Род был внесен в шестую часть дворянских родословных книг Тульской, Московской, Смоленской, Тверской, Орловской, Владимирской, Курской, Самарской и Рязанской губерний.
Один из предков Н.С. Арсеньева был начальником штаба Суворова (Николай Дмитриевич Арсеньев (1754-1796) - боевой генерал, умерший от ран, полученных ещё при взятии Измаила; воспет Байроном в поэме "Дон Жуан"). Юрий Васильевич Арсеньев (брат отца, дядя Николая Сергеевича) - хранитель Московской оружейной палаты -известный археолог-историк и генеалог. Другой брат отца - Иван Васильевич Арсеньев - доктор богословия, настоятель храма Христа Спасителя в Москве. К генеалогическому древу рода Арсеньевых можно было бы добавить ещё много имён, оставивших свой след в российской истории. Бабушка нашего великого поэта М.Ю. Лермонтова, урождённая Столыпиной, была Арсеньевой по мужу. Материнскую линию украшают древние русские фамилии Хомяковых, Нарышкиных и других; мать Н.С. Арсеньева, Екатерину Васильевну, воспитала бабушка - А.Н. Шеншина, урождённая Ермолова (двоюродная сестра знаменитого героя 1812 года и "покорителя Кавказа").
* * *
Московский дом Арсеньевых на Садовой был замечательным памятником русской истории и русской культуры. Он сохранял очарование патриархального быта старорусской образованной дворянской среды 19 века. В своих воспоминаниях о детстве Н.С. Арсеньев замечает, что дед (Василий Сергеевич Арсеньев) «и по внешнему своему облику принадлежал скорее веку восемнадцатому». «Проведение электричества волновало дедушку», и потому в доме горели керосиновые лампы, когда во всей Москве и даже в переднем доме деда, где жили тетушки, оно давно уже было. Но в то же время эта «патриархальная тихая жизнь»в доме была вместе с тем «духовно динамична», причастна «движению мысли» и «борьбе убеждений»: «она оплодотворяла душу». Арсеньевы славились своими богатыми духовными традициями, свято хранили память о прошлом и «заветы предков».
Такой же культурной, связанной со всем прошлым России, была атмосфера и Тульского имения, где обычно Николай Арсеньев проводил лето (Красное, Новосильского уезда Тульской губернии - это недалеко от железнодорожной станции, кстати, до сих пор носящей название «Арсеньево»).
Причастность к России, её истории была как бы генетически задана будущему её изгнаннику и патриоту. И совсем неудивительно, что интерес к русской истории, русской культуре зародился у будущего религиозного мыслителя и поэта уже в раннем детстве.
«...Мне было семь-восемь лет. Я иногда целые часы проводил в большой спальне моей матери... От нечего делать я ходил взад и вперед по этой большой светлой комнате, читая вслух стихи Хомякова. Так, помню, я громко декламировал, несколько завывая, как какое-то торжественное магическое заклинание, стихи юного Хомякова ...» (Н.С. Арсеньев. Дары и встречи жизненного пути).
Вспоминает племянник Н.С. Арсеньева Сергей Балуев: «От моей матери, которая была старшей сестрой Н.С, я не раз слышал, что педагогическое призвание Н.С. определилось очень рано. Толстенький, несколько неуклюжий, шестилетний мальчик с уверенностью заявлял, что хочет стать «профессором», когда его спрашивали, кем он хочет быть».
* * *
Ещё в лицее им. Цесаревича Николая (Катковский лицей) Николай Арсеньев увлёкся работами известного русского мыслителя, общественного деятеля, ректора Московского университета С.Н. Трубецкого, которого он впоследствии назовёт «примером христианского мыслителя, спустившегося на арену политической жизни». Неслучаен и дальнейший выбор: он поступает на историко-филологический факультет Московского университета, где прослушивает лекции видных представителей русской научной мысли того времени - В.О. Ключевского, Л.М. Лопатина, Г.И. Челпанова, П.Г. Виноградова, Р.Ю. Виппера, И.В. Попова и других. В студенческие годы активно посещает собрания «Общества памяти кн. С.Н. Трубецкого» и «Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева». В 1910 году выходит в свет и первая печатная работа Н.С. Арсеньева «В исканиях Абсолютного Бога. Из истории религиозной мысли античного мира» (М., 1910). По окончании университета (диплом 1-ой степени) был оставлен для подготовки к профессорскому званию и получил право (как это было принято в те годы) на заграничную командировку в университеты Фрейбурга, Мюнхена и Берлина. Вернувшись в Москву, в 1912 году сдаёт магистерские экзамены и в марте 1914 года избирается приват-доцентом Московского университета.
* * *
События Первой мировой войны, а затем и двух революций 1917 года прерывают научную и педагогическую деятельность Н.С. Арсеньева. В период Первой мировой войны, под влиянием сильных патриотических чувств, Н.Арсеньев пытался пойти добровольцем на фронт, однако был забракован из-за плохого зрения. И всё же с сентября 1914 по сентябрь 1916 года он находился на северо-западном фронте, сначала в качестве помощника уполномоченного, а затем и уполномоченного Красного Креста.
В сентябре 1916 года курсом «Мистическая поэзия средних веков» Н.Арсеньев возобновил свою педагогическую деятельность на историко-филологическом факультете Московского университета. Специальные курсы по культуре и литературе средних веков и эпохи Возрождения одновременно читались им на Московских Высших женских курсах и в Московском Народном университете им. А.Шанявского.
Февральскую революцию он встретил с энтузиазмом,... но она завершилась Октябрьской...
В 1918 году Н.С. Арсеньев был избран профессором Саратовского университета. Работая на кафедре рома-но-германской филологии, Н.С. Арсеньев читал несколько курсов по философии и истории русской и европейской культуры. Итогом его непродолжительной деятельности в Саратове стало создание кафедры сравнительной истории религий (которая уже в 1920 году была закрыта). Секретный документ органов установившейся власти, разосланный в различные учреждения, призывал сторонников партии большевиков «следить за антисоветскими высказываниями и заявлениями в лекциях профессоров и сообщать о них в соответствующие инстанции». В 1919 году Н.С. Арсеньев был дважды арестован, содержался в тюрьме. В 1920 году Арсеньев, опасаясь очередного ареста, нелегально переходит российско-польскую границу и оказывается в Кенигсберге.
* * *
Будучи профессором Кёнигсбергского университета, Н.С. Арсеньев читал курсы «Восточная и западноевропейская мистика», «Религиозные течения в русской литературе», «Дух русской Церкви», «История русской культуры», «История России», «Русская литература». Был директором института исследований Восточной Европы, директором института переводчиков, организованных при университете, и председателем экзаменационной комиссии для дипломированных переводчиков.
В каникулярное время весной 1921 года Н.С. Арсеньев читает два курса лекций («Древние религии и раннее христианство» и «История мистики») в Рижском университете. А когда в феврале 1923 года в Берлине был открыт Русский научно-исследовательский институт, каждые две недели ездит туда, а также в Религиозно-философскую академию для чтения аналогичных лекций о религиях античности и о раннем христианстве.
«Я жил, в общем, «на отлёте» - в Восточной Пруссии, в Кенигсберге...» - писал Н.С. Арсеньев в своей итоговой книге «Дары и встречи жизненного пути». Эта «жизнь на отлёте»не мешала ему, однако, принимать достаточно активное участие в жизни центров русской эмиграции (Париж, Прага, Варшава, Берлин, Лондон).
Долгие годы в эмиграции Арсеньев чувствовал себя одиноким и ему всегда было ясно (и прежде всего из личного опыта), что семья была и есть та живая сила, та «духовная колыбель, в которой родилось и выросло всё, чем каждый из нас живёт и дышит».
Дни были заполнены работой, заботами о заработке, а сердце - тревогой о родных, оставшихся в лагерях, и ностальгическими воспоминаниями о родине.
«...И это осталось в душе. Много лет спустя, уже на чужбине, когда я жил один, в северно-германском университетском городе, почти на городской окраине, помню рано-рано утром, иногда на рассвете, слышал я смутно сквозь сон песни молодежи, уходящей в поля за город по дорожке, вившейся вдоль опушки городского лесочка. Но то, чти я видел и ощущал в полусне, вместе с лившимися через широко открытое окно потоками света и утренней свежести, было куда лучше всех подгородных полей и лесочков - это было вроде сияющей сказки, но действительно пережитой мною в моей юности.
"Я спал в своей постели. Мне-ж казалось,
Что я лежу на трепетном лугу...»
* * *
«.. .Позднее, - вспоминает Н.С. Арсеньев - после возвращения моих родителей в 1916 году в Россию, (как уже было сказано выше, СВ. Арсеньев находился на дипломатической службе за рубежом - А.Л.) в эпоху величайших испытаний, пришедших во время большевистского террора и беспрестанного гнёта, голода, арестов и ссылок, -моя мать некоторое время сидела вместе с моим отцом в большевистской тюрьме и там поддерживала его духовно». После смерти мужа (в 1922 году) она добровольно отправилась в ссылку в Архангельск вслед за своими двумя младшими дочерьми, (сосланными на «Соловки») где пробыла восемь лет, вплоть до их освобождения.
Не приходится удивляться неутомимой деятельности Н.С. Арсеньева, связанной с чтением лекций в различных городах Европы, публичными выступлениями и участием в разных гонорарных изданиях - помимо всего прочего, это было связано и с необходимостью собрать значительную сумму денег, которая требовалась для оплаты выездных виз из СССР оставшимся в России членам большой семьи. В начале 30-х годов это было возможно (в те годы ещё существовала и такая форма эмиграции).
В 1933 году семье Н.С. Арсеньева, благодаря помощи правительства Великобритании (сестра матери кн. Лобанова-Ростовская, - леди Эджертон - была вдовой великобританского посла в Риме, имела много связей в Англии, хлопотала за неё), и за большой денежный выкуп удалось выехать в Кенигсберг.
Так в доме на Регентенштрассе, 3 появились новые жильцы:
Мать - Екатерина Васильевна (1858-1938), скончавшаяся в Кенигсберге.
Старшая сестра Н.С. Арсеньева - Наталья Сергеевна, и её сын, Сергей Балуев (поступивший на медицинский факультет университета).
Старший брат - Василий Сергеевич Арсеньев, в прошлом псковский вице-губернатор и профессор Московского Археологического Института, генеалог, собиратель исторических документов, председатель Тульской губернской Ученой архивной комиссии (с 1913 года), автор-составитель генеалогического труда «Арсеньевы. Род дворян Арсеньевых, 1389-1901 годы». Тула, 1903. и его жена Ольга.
Младший брат - Юрий Сергеевич, (в дальнейшем нашедший себе работу технического секретаря в японском консульстве в Кенигсберге).
Сестра Александра и сестра Вера (с мужем Евгением Гагариным).
* * *
О Евгении Андреевиче Гагарине (1905-1948) следует сказать отдельно. Он стал одним из немногих, кому удалось вырваться из страны во времена разгара сталинского террора, и случилось это благодаря женитьбе на Вере Сергеевне Арсеньевой.
Первая книга Евгения Гагарина «DiegrosseTaeuschung» («Великий обман»), вышедшая в 1936 году в Германии на немецком языке, была о разрушении старой, патриархальной России, о переломе огромной страны, о переселении многих тысяч раскулаченных крестьян, высланных из южных районов Советского Союза в северные леса. Брошюра о положении в России «Путь на Голгофу» («Россия на Голгофе») вышла на семи языках. Евгений Гагарин писал на двух языках. «Великий Обман» и «В поисках России» - его две наиболее известные за рубежом книги до сих пор не переведены с немецкого. Славу среди российских эмигрантов Гагарину принёс роман «Возвращение корнета», увидевший свет в Нью-Йорке. Книга была посвящена трагической судьбе молодого человека из дворянской семьи и его скитаниям во время Великой Отечественной войны.
На родину его имя стало возвращаться лишь в конце прошлого века. У нас в России впервые в 1991 году роман «Возвращение корнета» и повесть «Поездка на святки» опубликовал журнал «Слово». Журнал «Север» через год публикует рассказ «Белые ночи». В 1997 году журнал «Новая Россия» печатает роман «Звезда в ночи». В 2002 году журнал «Новая Юность» публикует повести «Советский принц», «Корова»
Судьба писателя трагична. Обстоятельства его гибели до конца не ясны. Пока только известно, что Евгений Андреевич Гагарин 19 октября 1948 года был сбит грузовым автомобилем и утром 20 октября скончался, не приходя в сознание, в госпитале Мюнхена в Германии.
* * *
Живя и работая в Кенигсберге, Н.С. Арсеньев одновременно на протяжении 12-ти лет (с 1926 по 1938 годы) был профессором по Новому Завету, по истории религий и сравнительному богословию на православном богословском факультете Польского Государственного Университета в Варшаве.
В феврале 1926 году ректор Варшавского университета проф. Стефан Пеньковский обратился в Министерство с просьбой утвердить договор с проф. Н.С. Арсеньевым, в котором предусматривалось чтение им курсов «Основы теологии» и «Догматическая теология» в православном теологическом факультете Варшавского университета в объеме 4-х часов лекций и 4-х часов практических занятий еженедельно в должности профессора. Ректор мотивирует приглашение Н.С. Арсеньева следующим образом: «Работы г-на Арсеньева отличаются серьёзным научным подходом, благодаря которому они нашли полное признание в профессиональных кругах...».
В своих воспоминаниях («Дары и встречи жизненного пути») о работе в Кёнигсбергском и Варшавском университетах сам Н.С. Арсеньев отводит чуть более одной страницы. В частности он пишет:
«...В течение лишь 12-ти лет (с 1926 по 1938 годы) я был профессором по Новому Завету и по истории религий и сравнительному богословию на православном богословском факультете Польского Государственного Университета в Варшаве (основанном Польским правительством для православного меньшинства, которое было довольно многочисленно -4,5 миллиона).
.. .Я ездил в Варшаву из Кенигсберга (где постоянно жил) три раза в месяц (иногда четыре раза), то есть почти каждую неделю и читал в Варшаве 14 часов лекций. В Кенигсберге в оставшиеся три дня недели -12 часов. Дорога была утомительна! Одиннадцать часов по железной дороге, большей частью ночью, с двумя пересадками. Зато были длинные вакации, как и во всех университетах. В Кенигсберге я был свободен от 20 июля до 1 ноября, в Варшаве - от 20 июня до начала октября и - в обоих университетах с 15 марта до конца апреля. Так как первые 12-13 лет я был в Кенигсберге один, то на все вакации - летние и весенние (а иногда и рождественские) - я ездил к друзьям и родным: сначала в Баден-Баден (с 1921 до 1924-1925), затем в Париж (с 1924 до 1933)». (Н.С. Арсеньев. Дары и встречи жизненного пути. С. 189-190).
Польша воспринималась тогда как некий «осколок России», а что для русского человека, православного христианина, уже несколько лет живущего в эмиграции, могло быть дороже свободного общения на родном языке с довольно многочисленной (в сравнении хотя бы с Кенигсбергом) молодой аудиторией, более того - православной. Пожалуй, именно в Польше, где православие нуждалось в поддержке (и где стремление Н.С Арсеньева передать глубочайшее знание христианских традиций в культуре могло найти наиболее благодатную почву), он ощущал в полной мере необходимость своего присутствия.
С 1927 по 1937 год Н.С. Арсеньев активно участвовал в экуменическом движении. Впервые русские богословы появились на международной арене в 1925 году в Стокгольме, когда профессора Н. Арсеньев и Глубоковский были приглашены на торжественное открытие движения «Дело и жизнь». Более многочисленная делегация присутствовала на конференции движения «Вера и строй» в Лозанне в 1927 году... Трое русских - митрополитЕвло-гий, о. С.Булгаков и проф. Арсеньев - были кооптированы членами конференции, участвовал также и в Эдинбургской конференции 1937 года.
Н.С. Арсеньев выступал за воссоединение христианских церквей, подчеркивая (вслед за А.С. Хомяковым) идею соборного спасения и раскрывая духовную традицию Восточной церкви. Как православный богослов и философ, он был сторонником «истинного экуменического движения», всего, что возвышает без компромиссов в принципах, отвергая ошибочные тенденции некоторых его участников. Свою позицию он формулирует следующим образом: «оставим, впрочем, это слово ввиду его непопулярности среди ряда серьёзно верующих людей - непопулярности, вызванной промахами и ошибками, а также тенденцией к обмирщению, секуляризации и «политизации» веры, обнаружившейся в последнее время у многих деятелей этого нынешнего «экуменического движения». И как заметил протопресвитер Георгий Граббе, «Экуменизм его коснулся, но не поглотил».
* * *
Обращаясь к кёнигсбергскому периоду жизни и творчества Н.С. Арсеньева, следует особо подчеркнуть его деятельность как историка литературы и русской культуры 18-19 веков и начала 20 века. В этом плане несомненно заслуживают внимания две книги: «Die russische Literatur der Neuzeit und Gegenwart in ihren geistigen Zusammenlmngen»* (1929) и «Das heilige Moskau» (1939) - своеобразный след, оставленный его преподавательской работой в Кёнигсбергском университете.
«Das heilige Moskau» («Святая Москва») выходит в свет в самый канун войны (книга, первоначально изданная на немецком в 1940 году, а затем переведённая на французский язык). Работа Н.С. Арсеньева посвящена истории духовной культуры России. Книга содержит живое описание Москвы, как пульсирующего центра российской национальной жизни и сознания; интенсивной религиозной жизни древней столицы, не только её духовной культуры, её традиционных художественных форм, проявляющихся в архитектуре, живописи, и литургической эстетике, но и в лицах российских, философов и богословах и других творцов культуры, оставивших неизгладимый след в истории города; наконец, просто тех, кто с их бесспорной моральной красотой являлся во многих случаях скромным украшением московского общества. Отдельные главы книги посвящены Ивану Киреевскому, Алексею Хомякову, а также духовной жизни второй половины 19 и начала 20 века (Ф.Достоевский, Вл. Соловьев, братья Трубецкие, московские религиозно-философские общества и кружки).
* * *
Уже в годы войны появился в Кенигсберге, в доме Арсеньевых, Андрей Владимирович Трубецкой.
Андрей Владимирович Трубецкой - представитель древней княжеской фамилии, принадлежавшей к роду Гедиминовичей, по прямой линии он потомок философа и известного общественного деятеля начала 20 века князя С.Н. Трубецкого. Родился он в 1920 году в Богородицке в семье младшего сына Сергея Николаевича -талантливого писателя Владимира Сергеевича Трубецкого. Мать - Елизавета Владимировна Голицына, дочь губернатора, а затем городского головы Москвы князя Владимира Михайловича Голицына.
Отец - Трубецкой Владимир Сергеевич в 1934 году был арестован (в седьмой раз) по сфабрикованному НКВД «делу» славяноведов. Владимир Сергеевич обвинялся в связях с руководителем «закордонного центра» организации - собственным братом, в то время академиком Венской академии наук, Николаем Трубецким. Владимир Сергеевич был выслан в Среднюю Азию, в город Андижан. В 1937 году был вновь арестован, получив приговор "10 лет лагерей без права переписки" (то есть расстрелян). Тогда же были арестованы сестра и старший брат, получившие «просто» по 10 лет лагерей.
В 1939 году Андрей Трубецкой был призван в Красную Армию; в июле 1941-го с тяжелым ранением он попал в плен. Лежал почти при смерти в литовском госпитале. Трубецкие - потомки Гедимина, гедиминовичи. Это сыграло свою роль. Чудесным образом он был освобожден из плена родственниками - кн. М.Трубецким и гр. А.П. Хрептовичем-Бутеневым.
Граф Апполинарий Конст. Бутенев-Хрептович (1879-1946). Супруга - Мария Сергеевна (ур. кн. Трубецкая. 1883-1934) - сестра Вл.Трубецкого (1883-1934), известного писателя, отца Андрея Трубецкого. С 1920 года семья Хрептовичей-Бутеневых находилась в эмиграции. Основатель православной церкви в городе Кламар (Франция). В 1935-м граф переехал в Щорсы (Западная Белоруссия, входила тогда в состав Польского государства).
Так началась собственная эпопея Андрея Трубецкого в немецком тылу, сначала в имении графа Апполина-рия Хребтовича-Бутенева в знаменитых Щорсах, а затем в Кенигсберге, в доме Н.С. Арсеньева. Николай Сергеевич Арсеньев пристроил его переплётчиком в отделе института стран Восточной Европы при кёнигсбергском университете
* * *
О настроениях в семье Арсеньевых Андрей Трубецкой судил по разговорам в доме: вначале многие честные люди «шли с немцами», но затем одни быстрее, другие медленнее, распознавали, что такое нацисты, их образ действий и цели, и «отходили либо просто в сторону, либо зажигались к ним ненавистью» и готовы были на многое для сопротивления этой чуме. С нацистами же «оставались только подлецы, люди корыстные, авантюристы да, возможно, слабохарактерные, не способные на решительный выбор».
Андрей Трубецкой: «Вспоминается довольно характерная сценка, свидетелем которой был Сергей. (Сергей Балуев- сын старшей сестры Николая Сергеевича Натальи Сергеевны, также проживавший в доме - А.Л.). У Арсеньевых, где тогда временно поселился дядя Поля, (граф An. M. Хрептович-Бутенев, владелец усадьбы в знаменитых Щорсах, его сын Михаил также жил в семье Арсеньевых во время учёбы в кёнигсбергском университете -А.Л.) появился проездом на один вечер их знакомый, русский, эмигрант, служивший в армии у немцев. За столом сидели трое - дядя Поля, знакомый Арсеньевых и Сергей. Разговор шел о работе этого гостя. Дядя Поля, немножко заикаясь (он всегда заикался), но как всегда отчетливо и солидно сказал: «Служить у немцев сейчас просто неприлично» (у дядюшки была такая особенность - говорить иногда в лицо неприятную правду). Гость, даже как будто восхитившись этой оценкой, проговорил: «Ах, как это интересно сказано! Позвольте, я с Вашего разрешения это запишу». И тут же достав записную книжку, записал. Дядя Поля был очень озадачен. Потом после ухода гостя, он выспрашивал дядю Николу, порядочный ли это человек? Что ж, даже дядя Поля радикально изменил свое отношение к немцам».
(Из воспоминаний А. Трубецкого. «Пути неисповедимы». М., 1997).
Перед Андреем Трубецким встала проблема его собственного выбора: оставаться «титулованной особой» в благополучии на Западе или возвращаться через пекло войны туда, где само слово «князь» стало бранным, в разоренный, по-настоящему нищий дом к родным, о судьбе которых он ничего не знал. А. Трубецкой выбрал Россию - любовь к матери, слившаяся с любовью к Родине, заставили сделать этот выбор.
«.. .Настало 22 апреля. Утром ко мне зашел Сергей. Он посоветовал проститься с дядей Юрой (дяди Николы в это время в Кенигсберге не было). Я позвонил этому симпатичному человеку, сказав, что хотел бы его видеть. Минут через десять он пришел - мы встретились на улице - и я прямо сказал, что ухожу в партизаны. Он не отговаривал, а только сказал: «Ну что ж, может быть, ты и правильно поступаешь». Мы расцеловались, и дядя Юра меня перекрестил.»
Андрей ушёл в партизаны, потом их отряд влился в ряды Советской Армии, и он с боями прошёл до Берлина и Праги, вернулся домой уже с действующей армией.
Он демобилизовался, продолжил учёбу в Московском университете, женился на Елене Владимировне Голицыной.
Но выбирать жизнь предлагала Трубецкому и дальше не раз. В 1949 году студентом биофака МГУ, отказавшись сотрудничать с МГБ, А.В. был арестован и отправлен на медные рудники в Джезказган. Вернувшись из лагеря после пересмотра дела в 1955 году, Трубецкой нашёл в себе силы вновь поступить в университет. Его учебная эпопея, начавшаяся ещё в 1938 году, наконец-то смогла завершиться. По окончании университета он успешно защитил сначала кандидатскую, а затем и докторскую диссертации по биологии и почти 30 лет успешно работал над проблемами кардиологии в ВКНЦ. АМН.
* * *
Ещё в начале 1920-х годов в Кенигсберге возник небольшой приход Русской Православной Церкви, состоявший в основном из русских эмигрантов (600-650 человек). В последние годы возглавлял приход, за отсутствием постоянного священника, Н.С. Арсеньев. (Православные не имели своего храма, и их богослужения отправлялись в Лёбенихтской реальной гимназии, стоявшей на месте нынешнего памятника морякам-балтийцам на Московском проспекте).
О чём молились русские люди, члены православной общины, возглавляемой Н.С. Арсеньевым в Кенигсберге, когда к нему приближалась Красная армия? И что было в то время на душе у православного русского дворянина и профессора Николая Арсеньева? Может быть, ответ на этот вопрос содержится в следующих строках одной из его работ: «На наших глазах Россия и народы, населяющие Россию, пережили второй 1812 год. Подвиг русских людей в защите своей родины был глубоко национален и героичен. Героизм и подвиг не могут не всколыхнуть их, не оплодотворить душу народа». В этих словах легко прочитываются и естественное человеческое чувство национальной гордости, и чувство надежды на будущее Родины.
Нацистский Рейх стал ловушкой для многих русских эмигрантов... Русские эмигранты, не по своей воле оказавшиеся за пределами своей страны и исповедующие разные взгляды (открыто ли ненавидя всё, что связано с «большевизмом», или относясь к советской власти более терпимо и уповая на ее перерождение) были в абсолютном большинстве своём, едины в главном: в любви к России. Эту любовь они пронесли через всю свою жизнь.
* * *
В ноябре 1944 года Н. Арсеньев сумел выехать из Кенигсберга. Польское правительство в Лондоне предоставило ему почётный паспорт, с помощью которого он в мае 1945 года смог перебраться из Германии в Париж, где в течение двух лет читал лекции по истории русской религиозной мысли в Сорбонне, в Богословском институте святого Дионисия и в Католическом университете. С 1947 года Н.С. Арсеньев - профессор Свято-Владимирской Православной духовной академии при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Там он преподавал вместе с такими известными русскими религиозными мыслителями и философами, как Н.О. Лосский, О. Г.Флоровский, Г.П. Федотов, Е.В. Спекторский, О. А.Шмеман, С.С. Верховский, О. И.Мейендорф и другие. С 1971 по 1977 года Н.С. Арсеньев - председатель Русской академической группы в США, он был одним из основателей издания, выходящего в Нью-Йорке: «Записки русской академической группы в США».
Жил он недалеко от Нью-Йорка, в Си Клиффе, где ему удалось, вместе с его братом Юрием Сергеевичем, приобрести небольшую усадьбу. Дом Арсеньевых (кроме Николая и Юрия Сергеевичей, там жила и их сестра Вера) напоминал настоящую старую русскую усадьбу: тенистый сад, уютный дом с бесконечным количеством семейных портретов, большой русской библиотекой, приветливые и дружелюбные хозяева.
В послевоенные годы Н.С. Арсеньев довольно часто выезжал в Европу и подолгу бывал в Германии. С сентября по май он преподавал в Нью-Йорке, а с 1952 по 1960 год - одновременно и во французском университете Монреаля. Летом обычно читал курсы по русской культуре и истории русской церкви в Европе - в Вене, Бонне, Мюнхене, Граце и в других университетах.
Хорошо знавшие Н.С. Арсеньева зарубежные соотечественники видели в нём «человека обаятельного, замечательно доброго сердца, с большой эрудицией» (Г. Граббе).
Он ушёл из жизни 18 декабря 1977 года, не дожив двух месяцев до своего девяностолетия. Похоронен на кладбище Розлин, на Лонг Айленде. Рядом могилы его брата Юрия и сестры Веры, вдовы писателя Евгения Гагарина. Надпись на могильной плите видного русского религиозного мыслителя: «Любовь Христова объемлет нас».
* * *
Известный русский философ-эмигрант Ф.А. Степун, читая одну из книг Н. Арсеньева («О русской культурной и творческой традиции»), скажет, что это «не Арсеньев говорит с ним (читателем —А.Л.) о России, а она сама повествует ему о себе». А другой русский изгнанник (С.А. Зеньковский) и о другой книге («Дары и встречи жизненного пути») заметит, что она «по настроениям и стилю... напоминает лучшие страницы Тургенева и Бунина» [21, С.7]. Некоторые современные исследователи истории русской религиозно-философской мысли среди «великих имен русского религиозного ренессанса» (Н.А. Бердяев С.Н. Булгаков, Г.В. Флоровский, С.Л. Франк, Н.О. Лосский) называют и имя Николая Сергеевича Арсеньева.
Об Арсеньеве Н.С. Смотрите также:
Лысков А.П. Николай Сергеевич Арсеньев. Жизненный путь и творческое наследие русского мыслителя. Историко-философский ежегодник. РАН. Институт философии. - М.: Наука, 2005.
Анатолий Лысков. «Сей остальной из стаи славной...» (О жизни и творческом наследии Н.С. Арсеньева). Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике. - Вильнюс. 2005.
Н.С. Арсеньев и русская культура. Сб. науч. тр. Изд-во Росс. Гос. университета им. И. Канта.
Примечания «Альманаха»:
- «Альбертина» - обиходное название кёнигсбергского университета.
- В поэме Байрона «Дон Жуан» есть описание штурма Измаила русской армией под руководством А.В.
Суворова. Среди российских военачальников Байрон упоминает Арсеньева (как Арссеньефф) в строфе 15 седь
мой части.
- Автокефальная православная церковь в Польше - одна из 15-ти самоуправляющихся православных церквей.
- Экуменическое движение - попытка объединения всех христианских конфессий (вероисповеданий и церквей).
- Передний дом - здание городской усадьбы, выходящее фасадом на улицу.
- Родственная связь Н.С. Арсеньева с поэтом М.Ю. Лермонтовым полностью не прослежена. Возможно, что М.Ю. Лермонтов доводился Н.С. Арсеньеву четвероюродным или пятиюродным дядей.
Калининград
